Пожалуй, самым мягким пережитком траурного членовредительства, как символического самоприобщения к миру мертвых, выглядит еще один старый обычай осетин, по которому вдова, оплакивая мужа, говорила: «Пусть истрескаюсь я и сгорю!», и при этом отрезала себе косу, которую затем клала в гроб покойного мужа. Пусть истрескаюсь я и сгорю.
Я прожил счастливую жизнь, потому что многие люди были добры ко мне. Я часто размышлял, почему. Было утешением думать, что у меня были какие-то заслуги, благодаря которым я заслужил эту доброту. Было бы трудно умереть с мыслью, что у тебя не было ничего в жизни.
Из всех донесений становится ясно, что мы выигрываем сражения с противником. Победа будет за нами. Наш вылет нанесет роковой удар противнику. Я очень счастлив. Мы жили в духе учения Иисуса Христа и умрем в его духе. Эта мысль останется со мной. Жить в этом мире было радостно, но сегодняшняя жизнь пронизана духом тщетности. Настало время умереть. Я не ищу повод для смерти. Я ищу только вражеский корабль, чтобы спикировать на него.
Именно в этом и состоит суть всех христианских откровений: наш мир представляет собой студию Великого Скульптора. Мы с вами — статуи, и в студии ходит слух, что в один прекрасный день некоторые из нас оживут.
Тема беседы сменилась, когда один из пилотов спросил: «А существует ли субординация согласно званиям в храме Ясукуни?» Я ответил: «В храме Ясукуни нет никакой табели о рангах. Первенство полностью определяется временем прибытия». «В таком случае я обойду вас, господин капитан 2 ранга, потому что вам предстоит послать в полет многих перед тем, как вылететь самому». «А что мы сделаем с капитаном 2 ранга, когда он появится в Ясукуни?» — спросил кто-то. «Давайте назначим его дежурным по кухне!» — За этим последовал взрыв хохота.
Немного позднее я решил покинуть вечеринку. Двое или трое пилотов вышли следом за мной, и тут же начали упрашивать выбрать их для специальных атак как можно скорее. Часть товарищей услышала их просьбы и принялась кричать: «Нечестно! Нечестно! Никаких любимчиков!» Эти странные слова затерялись в общих криках, но я не мог их забыть.
Thought I saw an eagle But it might have been a vulture I never could decide Then my father built an altar He looked once behind his shoulder He knew I would not hide
Я хотел бы как-нибудь рассказать притчу о триумфе этической химии, о душевном контрацептиве, анестезии самости. О культуре, достигшей того уровня развития, на котором противоречие нравственного идеала и реальной личности настолько обострено, что фармакология не может вытерпеть пустоты и порождает, наряду с медикаментами от уныния, блокираторы мелочности, страха, алчности, безразличия, эгоизма. О культуре, в которой каждому самураю очевидно, в какой момент пора принять таблетку, чтобы остаться/перестать быть человеком.
читать дальшеВ забитом досками, оккупированном войсками, Побелевшими пальцами, зашкаливающими висками, Осыпающейся реальностью, новой терминологией, Ощущая себя всесильными и убогими, Вечно живыми, катастрофически хрупкими, Тонкими лакмусами, вечными недоумками, Уродами в семьях, народами в перспективе, В этом отснятом босховом негативе, В небе, гудящем артиллерийским залпом, В будущем, наступающем так внезапно, Что космос не выдерживает и рвется, Вышибает текстуры, гневается, смеется, Лезет на стену, рушит, швыряет об пол, Время, что так охотно уходит в штопор, Мысли, что нам не выбраться, Лики паник, Вечный коктейль, как лед, океан, титаник, В этом немыслимом чертовом кукловодстве – Обними меня, слышишь? Когда еще доведется.
You remember the Beatle Ringo left his love Maureen even though she treated him tender. He was the one Beatle who did not sing, so the earliest parts of the legend go. After a hard day’s night, he and the rest of the Beatles were torn apart by screaming girls, and he and the other Beatles returned, finally at one, with the great rock and the great roll.
Вокруг себя людей хочу я видеть Упитанных, холеных, с крепким сном. А этот Кассий кажется голодным: Он слишком много думает. Такие Опасны люди.
Человек, моментально забывающий о формулах вежливости при общении с чат ботом, вызывает у меня опасения. Такой и дрона может пнуть, когда никто не смотрит.
Боже, благослови Фрезера и избавь нас от Леви-Стросса. От всех этих попыток перенаправить антропологию из феноменологического в аналитическое, дедуктивное русло веет лютой астрологией.
Все то, что я писал в те времена, сводилось неизбежно к многоточью. Я падал, не расстегиваясь, на постель свою. И ежели я ночью отыскивал звезду на потолке, она, согласно правилам сгоранья, сбегала на подушку по щеке быстрей, чем я загадывал желанье.