Ежедневно хожу на работу мимо резиденции посла суверенного военного мальтийского ордена в Беларуси.

Много думаю.

---

"Ваша ошибка в ДНК, молодой человек..."

---

Если ты имеешь хобби, всё в порядке.

Хуже, если хобби имеет тебя.

---

Годы чёрных колесниц

Годы красного погрома

Расползается саркомой

Мгла египетских гробниц



Словно крик в бредовом сне

Над больной страною реет

Цвет распоротых артерий -

Цвет оправданный вполне.



Вырван времени сорняк

И отброшен на столетья,

У престольной круговерти

Божеством лежит мертвяк.



Но отобран в свой черёд

Для сибирского закланья,

Я в мертвеющем сознаньи

Начал времени отсчёт.



За расхристанный конвой

Я шагнул в бреду дерзанья,

Хлопья хриплого дыханья

Оставляя за спиной.



Заметались на постах

Пулеметные артели.

Пули тонко свиристели,

Били землю в двух шагах.



Сжался неба окоем,

Я бежал, скользил и падал,

Над ручьем лежал как падаль

С переломанным хребтом.



Стыла талая вода

В обескровленных ладонях,

Сзади лязгала погоня,

Разводила невода.



Иссекло меня дождём

И хрипя как в рукопашной,

Зверем сумрачным и страшным

Брёл я через бурелом.



Опрокинулась земля,

Я зубами вгрызся в глину,

Три тупых удара в спину

Не почувствовав сперва.



И восторженно визжа,

Вырывая клочья плоти,

Словно пуля на излёте

В рикошет ушла душа.



Наползали голоса.

Ржавь травы, я сжал до стона,

Чтоб с земли крутого склона

Не сорваться в небеса.



Но ударом сапога

Перевёрнутый на спину,

Руки в стороны раскинув

Наподобие креста.



И скривив щербатый рот,

Гончий взял меня за ноги,

Поволок назад как дроги,

Словно плуг наоборот.



??? билась голова

О натруженные корни,

Челюсть клацала покорно,

Изо рта ползла трава.



Словно чёрная вдова

Налипала прелью хлипкой

На бушлат от крови липкий

Прошлогодняя листва.



В студенистой чаше глаз

Было пасмурное небо...

Я ушёл как будто не был,

Я свободен... Светлый час.

---

Можете не отвечать, я и сам всё прекрасно знаю

---

Арджуна спросил:

— О Кришна, каково положение тех, кто совершает поклонение с верой, но пренебрегает наставлениями Писаний? Как это понять согласно гунам благости, страсти или невежества?



Всевышний Господь сказал:

— Такая вера бывает трех видов, согласно развитым в прошлом склонностям воплощенной души — благостным, страстным или невежественным. Услышь же сейчас об этом от Меня.

О Бхарата, каждый обладает определенным типом веры согласно своему индивидуальному складу ума. Подлинная природа живых существ основывается на вере — именно согласно их вере формируются их внутренние и внешние характеристики. Поэтому о их природе можно понять согласно сути их почитания и поклонения, в которые они верят.



Личности, наделенные благостной природой поклоняются божественным деватам; личности страстной природы поклоняются страстным Йакша деватам и демоническим людоедам, Ракшасам; тогда как те, кто обладают невежественной верой, поклоняются духам и мертвецам, живущим в мире тьмы.

---

Калугин. Посвящение БГ. Поначалу мне казалось, что это шутка. Пародия.

Открытое письмо ефрейтору Расческину



Мне снился ефрейтор Расческин, обнаруживший камень в воде.

Мне снилось что камень сказал: Ефрейтор, ты дерево и больше нигде,

А если корень растет, то он растет вбок, и чуть вверх и в этом закон,

Так что тот кто с восторгом глядит на восток, может бросить рябину в огонь.



Государь мой прости, но для этой песни, я заимствую твой язык

Ибо жизнь заставляет заняться работой, к которой я не привык.

Я в реестре призваний - очарованный странник, а не рыцарь смотрящий вперед

Но что делать - ефрейтор заснул на посту, рядовой поднимает взвод.



Как и ты я надеюсь прожить чуть дольше, чем велит нам хороший вкус,

И если кто-то спросит - боюсь ли я смерти? Я отвечу - конечно боюсь.

Но ведь кто-то же должен говорить этим детям, что оружие - гибель и страх,

И что в Господних глазах они просто деревья, а он ветер в их чистых ветвях.



Государь просыпайся - осталось недолго, и дорога как прежде чиста,

Жизнь прекрасная штука, но странная мысль: убегать по горам от Христа

Ибо крест - это дар, ты же знал это раньше, до того как уснул в пустоте,

Как сказал один мальчик, случайно бывший при этом - участь теплых зовется нигде.



Государь просыпайся и будь тем кем должен, этот долг есть свобода, пойми,

А кто ищет свободы - опутан сетями, даже если они не видны.

Эту истину знает больная Европа, и не знает здоровый Восток,

И когда ты проснешься уйдет безразличье и придет благородный восторг.



Этот поезд в огне, и об этом не след забывать

Этот поезд в огне, и куда ты здесь можешь бежать

Эта земля будет нашей, как нам сказано в тысячах книг

Ты учил нас любить тебя - мы тебя любим, просыпайся ленивый старик!

---

Любоптыно было бы узнать

когда люди, намекавшие на рпгбае на необходимость бития по лицам, сочтут нужным перейти к означенным действиям.

---

На.бал!

0

---

В эту ночь вы запираете двери.

В эту ночь вы слышите, как за порогом воет ваш страх. Вы тщитесь не пустить его в дом.

Словно малые дети вы прячете головы под тяжкие одеяла и зовёте мать.

Старики сулили вам несчётные беды лишь для того, чтобы вы не осмелились нарушить замшелый запрет и взглянуть ночи в лицо.

Но ваши предки, воины и певцы, облачённые в хрусталь, бронзу и лунный свет, в эту ночь покидали свои жилища.

Ваши предки отправлялись искать новые очаги взамен старых, чьё время стало дымом и пеплом.

Род истощился. В сердцевинах Двеннадцати Древ - гниль и труха.

Вы ли достойны носить короны и хранить тайные огни?

Моя рука верна, на моём поясе добрый нож. Мои братья со мной.

Я отворяю дверь и ухожу в ночь.

---

Мы в восхищении!

Ralph

То есть было МИНИМУМ 3 СТОЛКНОВЕНИЯ С МИЛИЦИЕЙ ЗА НОЧЬ????



4ert

ну в общем да. милиции было много. и мне кажется основной проблемой был открыто носимый длинноствол. имхо можно из этого сделать выводы и на городские игры его не допускать/не брать.



Ну и красавцы в теме матрицы, конечно, обсуждающие можно ли прятаться за машинками, и как стрелять в толпе цивилов.

---

ладно, ok, воздержусь пока от резких комментариев.

Выйдет вторая ЭВ - куплю.

Но пока сайт странноват.

era-aquarius.ru

---

Чёрт, ведь я люблю этот роман больше всего остального Саймака.

Но никогда не знал, что на самом деле он заканчивается вот этим рассказом.



КОММЕНТАРИЙ АВТОРА





''Эпилог'' - это история, которую я писать не собирался. Будь моя воля, ''Город'' завершился бы рассказом ''Простой способ''.



Когда в 1971 году умер Джон У.Кэмпбелл, группа писателей, сотрудничавших с ним в сороковые и пятидесятые годы, решила выпустить в его честь мемориальный сборник. В книгу должны были войти новые произведения, написанные авторами, которые публиковали свои работы в журнале ''Эстаундинг'', несколько лет тому назад переименованном в ''Аналог''.



Памятный сборник призван был воссоздать и дух, и внешний вид тогдашнего журнала ''Эстаундинг''.



Поскольку все рассказы ''Города'', за одним исключением, впервые появились в журнале ''Эстаундинг'', издаваемом Кэмпбеллом, Гарри Гаррисон, ответственный редактор мемориального сборника, попросил меня написать еще одну историю из цикла ''Город''. Просьба привела меня в замешательство. Я считал свою сагу законченным целым и сомневался, что смогу написать девятое предание через двадцать с лишком лет после первых восьми. В конце концов, я теперь уже совсем другой писатель, и у меня мало общего с молодым человеком, придумавшим эти рассказы. Но мне очень хотелось написать историю в память Джона, и я понимал, что если уж писать ее, то нужно писать продолжение ''Города''. Так появился ''Эпилог''. Главное действующее лицо в нем - Дженкинс, поскольку из всех созданных мною персонажей только он один и остался. Вебстеры давно уже сошли со сцены.



По-моему, ''Эпилог'' у меня получился. И все же я не вполне уверен, что ''Город'' выиграл от такого дополнения, Я, конечно, могу понять желание издателей включить в сборник последний, девятый рассказ, хотя бы ради полноты издания. Что же до меня лично мне кажется, он вносит в сагу, которую я вообще не собирался трогать, ноту печали и бесповоротности.



ЭПИЛОГ





Дженкинс шел по лугу пообщаться с луговыми мышками - поиграть с ними, побегать наперегонки по туннелям, проложенным ими в траве. Конечно, это не ахти какое удовольствие. Мыши - глупый народ, бестолковый и бесчувственный. И все же от них исходит какое-то тепло, скорее всего от их уверенности в собственной безопасности и благополучии - ведь они одни живут на лугу, никто и ничто им не угрожает. Некому угрожать: никого, кроме них, не осталось, если не считать насекомых да червей, которыми питаются мыши.



Раньше, вспомнил Дженкинс, он частенько задумывался о том, почему мыши остались, когда все звери ушли за псами в один из миров гоблинов.



Разумеется, они тоже могли уйти. Псы взяли бы их с собой, но мыши не захотели: то ли были вполне довольны жизнью здесь, то ли слишком привязаны к родному миру.



Мыши и я, подумал Дженкинс. Он ведь тоже мог уйти, даже сейчас, было бы желание. Он мог уйти в любую минуту. Но, как и мыши, остался. Не смог бросить усадьбу Вебстеров. Это же все равно что разрезать себя пополам.



Поэтому он остался, и дом Вебстеров по-прежнему стоял. Стоял исключительно благодаря заботе Дженкинса. Он поддерживал в доме чистоту и порядок, тщательно латал прорехи. Когда какой-то камень начинал крошиться, Дженкинс подыскивал ему замену, подгонял по размеру и втискивал на место.



Пусть даже поначалу новый камень выглядел чужеродным, время брало свое - время, ветер, солнце, непогода и ползучие мхи да лишайники.



Дженкинс подстригал траву на лужайке, ухаживал за кустами и клумбами, подрезал живую изгородь. На деревянной мебели ни пылинки, полы и стенные панели выскоблены до блеска - усадьба была жива, как прежде. В таком доме не стыдно принять хозяев, с некоторой даже гордостью сказал себе Дженкинс.



Если, конечно, кто-то из них когда-нибудь здесь объявится. Правда, надежды на это мало. Вебстеры, улетевшие на Юпитер, перестали быть Вебстерами, а те, что в Женеве, по-прежнему спят. Если только Женева и Вебстеры вообще еще существуют.



Потому что в мире хозяйничают теперь муравьи. Они превратили Землю в одно огромное Здание, по крайней мере Дженкинс так предполагал, хоть и не знал наверняка. Но насколько он знал, насколько воспринимали его органы чувств (а воспринимали они многое), на Земле ничего не осталось, кроме исполинского и никчемного Здания, построенного муравьями. Хотя считать его никчемным не совсем честно. Просто невозможно узнать, какой цели может служить это Здание. Никто на свете не в состоянии догадаться, что на уме у муравьев.



Муравьи покрыли Зданием весь земной шар, кроме усадьбы Вебстеров, но почему они не тронули усадьбу, оставалось для Дженкинса загадкой. Дом Вебстеров и прилегающие к нему несколько акров земли стали чем-то вроде открытого внутреннего дворика внутри муравьиного здания. Пятимильный круг, в центре которого на холме возвышается дом Вебстеров.



Дженкинс шел в лучах осеннего солнца, осторожно переставляя ноги, чтобы не наступить случайно на мышку. Все его покинули, кроме мышей. А с мышей какой спрос? Вебстеры ушли, ушли псы и другие звери. Роботы тоже ушли - одни давным-давно исчезли в лабиринтах муравьиного Здания, помогая его возводить, другие подались к звездам. Вероятно, они уже достигли места назначения, улетели-то невесть когда. Впервые за много веков Дженкинс попытался определить, как давно это было. И обнаружил, что не знает, а значит, теперь уже никогда не узнает, ибо в один прекрасный момент он стер из своего мозга способность к счету времени. Стер умышленно, решив, что не будет больше вести счет столетиям, поскольку мир застыл без изменений и время потеряло смысл. Позже он сообразил, что на самом деле пытался обрести способность к забвению. Но он ошибся. Забыть ничего не удалось, он помнил все, только воспоминания перемешались и утратили былую последовательность.



Да, остались лишь мыши да он, Дженкинс. Ну и муравьи, естественно, но муравьи не в счет, с ними не пообщаешься. Несмотря на обостренные и разнообразные органы чувств, устроенные в его тело (теперь уже не новое), подаренное ему в далеком прошлом псами на день рождения, Дженкинс не в состоянии был проникнуть за стены огромного муравьиного Здания и выяснить, что там творится. Хотя нельзя сказать, чтобы он не пытался.



Шагая по лугу, Дженкинс вспоминал тот день, когда ушли последние псы.



Они оставались здесь дольше, чем требовала преданность или здравый смысл, и хотя он ласково журил их за это, но воспоминания согревали душу.



Он сидел тогда, греясь на солнце во внутреннем дворике, а псы гуськом взобрались на холм и встали перед ним с видом нашкодивших ребятишек.



- Мы уходим, Дженкинс. Наш мир все сужается и сужается, нам не осталось тут места.



Он кивнул. Он давно уже был готов к этому, удивлялся лишь, чего они тянут.



- А ты, Дженкинс? - спросил пес.



Робот покачал головой.



- Я должен остаться, - сказал он. - Здесь мой дом. Я должен остаться с Вебстерами.



- Но здесь нет больше Вебстеров.



- Они есть. Возможно, для вас их нет. Но для меня... Они живут в стенах этого дома. Живут в деревьях и склонах холма. Эта крыша укрывала их от непогоды, по этой земле они ходили. Они никогда не покинут свой дом.



Глупо звучит, конечно, подумал Дженкинс, но псам, похоже, это не казалось глупым. Они понимали Дженкинса. Много веков прошло, но они все еще понимали.



Он сказал тогда, что Вебстеры все еще здесь. В то время так оно и было. Но теперь он засомневался. Сколько столетий уже не слышно шагов на этой лестнице? Ему по-прежнему слышатся голоса в большой гостиной с камином, но, как ни вглядывайся, там никогда никого не увидишь.



Дженкинс шел лугом в лучах осеннего солнца - и вдруг в миле-другой от него здоровая трещина располосовала стену, окружавшую муравьиное Здание.



Трещина эазмеилась, поползла вниз, расширяясь и пуская во все стороны отростки. Куски материала, из которого состояла стена, отваливались, падали и катились по лугу. А потом стена по обе стороны от трещины, словно разом утратив устойчивость, рухнула вниз. Облако пыли взвилось в воздух, и Дженкинс увидел большую рваную дыру.



Сквозь дыру просматривалось массивное здание, подобное высокогорному плато с отдельными, тут и там вздымающимися к небу пиками.



Дыра зияла в стене - и ничего больше не происходило, Оттуда не хлынули полчища муравьев, не выбежали взбудораженные роботы. Словно муравьи не знали, а если и знали, то не обращали внимания, словно им не было дела до того, что их Здание дало трещину.



Надо же - что-то случилось! Эта мысль вызвала у Дженкинса легкое удивление. Наконец-то в мире Вебстеров произошло какое-то событие.



Он пошел вперед, направляясь к дыре, - неторопливо, спешить было некуда. Пыль оседала медленно, от стены то и дело отваливался очередной кусок. Дженкинс перелез через обломки и вошел в Здание.



Внутри было темнее, чем снаружи, но тусклый свет все же просачивался сквозь то, что можно было назвать потолком. Здание не разделялось на этажи, оно беспрепятственно просматривалось вплоть до самого верха - океан воздушного пространства, уходящий ввысь, в парящие под небесами островерхие башни.



Дженкинс застыл от удивления: здание, по крайней мере на первый взгляд, казалось совершенно пустым. Затем он увидел, что это не совсем так. Стены и впрямь были голыми, но пол покрывали какие-то холмики.



Приглядевшись, Дженкинс понял, что холмики эти не что иное, как муравейники, и каждый из них увенчан какой-то странной металлической конструкцией, поблескивающей в полумраке. Холмики крест-накрест пересекали крошечные дороги, но все они выглядели полуразрушенными, кое-где их завалили миниатюрные оползни, избороздившие муравейники. Там и сям торчали дымовые трубы, но дым не курился над ними, и сами трубы где покосились, а где и вовсе попадали.



И ни одного муравья.



Дженкинс осторожно пробирался по проходам, разделяющим муравейники, все дальше углубляясь в Здание. Но муравейники везде были одинаковые - трубы уныло перекошены, дорожки разрушены и никакого намека на жизнь.



Разобрав наконец, что за конструкция венчает каждый муравейник, Дженкинс, наверное впервые в жизни, затрясся от смеха. Если и случалось ему когда-то смеяться, он такого не помнил, так как робот он был серьезный и ответственный. Но сейчас он стоял посреди мертвых муравейников, держась за бока, в точности как человек, и ощущая, как хохот сотрясает все его туловище.



Потому что конструкция представляла собой скульптуру, изображающую человеческую ногу - от середины бедра и до кончиков пальцев, - согнутую в колене и с оттянутой ступней, словно схваченную в момент, когда она с силой дает кому-то пинка.



Нога Джо! Пинающая нога сумасшедшего мутанта Джо!



Так давно это было, что Дженкинс уже и забыл он даже немного обрадовался тому, что забыл, что он способен забыть, ведь он был уверен, что ничего не забывает.



Но теперь он вспомнил эту почти легендарную историю, вспомнил с самого начала, хотя уж кто-кто, а он-то знал, что история была вовсе не легендой, а самой настоящей былью. Человек-мутант по имени Джо существовал на самом деле. Интересно, что случилось с мутантами? Внешне ничего особенного вроде как и не случилось. Жили когда-то на Земле мутанты, возможно, их было слишком мало, а потом они куда-то делись, и мир продолжал жить так, будто их никогда и не было.



Впрочем, не совсем так - ведь благодаря Джо появился муравьиный мир.



Джо, как гласило предание, экспериментировал с муравейником. Накрыл его куполом, обогрел, сделал, наверное, что-то еще, о чем никто, кроме него, не знает. Он изменил среду обитания муравьев и каким-то странным образом заронил в них искру величия, и со временем они создали разумную цивилизацию, если к муравьям вообще применимо понятие разума. А потом Джо наподдал муравейнику ногой, опрокинул купол, распахал холмик и ушел прочь, заливаясь своим странным, визгливым, почти безумным и таким характерным для него смехом. Разрушил муравейник и забыл о нем. Но своим пинком он подтолкнул муравьев к развитию. Претерпев неожиданный удар, они не вернулись назад к своему прежнему безмозглому существованию, а начали бороться, стараясь сохранить все, чего успели достичь. Как ледниковый период во время плейстоцена подтолкнул эволюцию человеческой расы, так и мутант Джо толчком ноги направил муравьев на путь истинный.



И вдруг размышления Дженкинса прервал отрезвляющий вопрос. Как муравьи-то об этом узнали? Как они умудрились почувствовать или увидеть исходивший ниоткуда пинок? Может, какой-то муравьишка-астроном разглядел ногу Джо в телескоп? Да ну, ерунда какая-то, откуда там взяться астроному?



Но как-то они все же сумели связать непонятную, расплывчатую субстанцию, на миг нависшую над их домом, с началом собственной цивилизации.



Дженкинс покачал головой. Видимо, тайна сия так и останется тайной.



Факт остается фактом: муравьи каким-то образом прознали об истоках своего величия и водрузили на каждом муравейнике символ той загадочной субстанции. Памятник или объект религиозного поклонения? А может, что-то совсем другое, имеющее какой-то таинственный, ни для кого, кроме муравьев, непостижимый смысл?



В голове мелькнула мысль: быть может, муравьи потому и не тронули усадьбу Вебстеров, что знали об источнике своего величия? Но мысль показалась Дженкинсу слишком туманной, чтобы ломать над ней голову.



Он углублялся в Здание все дальше, лавируя в узких проходах между муравейниками и пытаясь разумом нащупать хоть какой-нибудь признак жизни, но ничего не находил. Здесь не осталось ничего живого, ни малейшего проблеска жизни, ни малейшего движения, указывающего на присутствие крошечных существ, которые должны были кишмя кишеть в почве.



Тишина и запустение, царящие кругом, объяли Дженкинса волной ужаса, но он заставил себя продолжить путь. Возможно, если пройти еще немного, картина изменится? А может, стоит крикнуть, попытаться привлечь к себе внимание... Но рассудок говорил ему, что муравьи, даже если они здесь есть, не услышат его крика. И вообще, ему как-то не хотелось нарушать безмолвие этого места. Словно он понимал, что здесь положено вести себя тихо и незаметно.



Все кругом мертво.



Даже робот, которого он нашел.



Робот лежал в одном из проходов, приткнувшись спиной к муравейнику.



Дженкинс столкнулся с ним, когда огибал очередной муравьиный холм. Робот безвольно обмяк, если можно сказать так о роботе, и Дженкинс, увидев его, застыл на тропинке как вкопанный. В том, что робот мертв, не было никаких сомнений.



Никакого движения жизни не ощущалось под черепом, и Дженкинсу вдруг показалось, что сам шар земной прекратил свое вращение.



Потому что роботы не умирают. Изнашиваются, это да, или ломаются настолько сильно, что уже не поддаются починке, но даже тогда в мозгу продолжает что-то тикать. За свою жизнь Дженкинс ни разу не слыхал об умерших роботах, а он-то уж услышал бы, если б такое приключилось.



Роботы не умирают. Но вот перед ним лежит мертвый робот - и что-то говорило Дженкинсу, что это не единственный покойник, что умерли все роботы, служившие муравьям. Все роботы и все муравьи, а Здание осталось стоять - пустой символ несбывшихся амбиций или же цивилизации, зашедшей в тупик. Где-то муравьи допустили ошибку, но кто в этом виноват? Уж не Джо ли, накрывший муравейник куполом? Может, купол стал для муравьев единственным и конечным смыслом бытия? Может, они решили, что обретут величие, воздвигнув себе купол - необходимое условие для достижения еще большего величия?



Дженкинс повернул обратно. И в ту же минуту высоко над головой треснул потолок, Трещина со скрежетом и скрипом побежала вперед.



Дженкинс вынырнул из дыры и очутился на лугу. За спиной с грохотом обвалилась часть крыши. Он обернулся и увидал, как здание, расползаясь по швам, рушится вниз, как падают обломки на мертвые муравейники, погребая под собой изображения человеческой ноги, венчавшие холмики.



Он медленно побрел через луг наверх, к дому Вебстеров. Добравшись до внутреннего дворика, он заметил, что разрушение муравьиного здания ненадолго приостановилось. Большая часть стены уже обвалилась, огромная дыра зияла в Здании, ранее защищенном стеной. Этот обычный осенний день, подумалось Дженкинсу, знаменует собой начало конца. Он был свидетелем того, как зарождалась цивилизация, а теперь он наблюдает ее конец. И снова он задал себе вопрос. А как же долго она просуществовала? И снова пожалел, но как-то вяло, вскользь, о том, что перестал вести счет времени.



Люди ушли, и псы ушли, и все роботы, кроме него, тоже. А теперь и муравьи ушли. Все покинули Землю, кроме одного неуклюжего старика-робота и маленьких луговых мышек. Может, рыба еще осталась и прочие морские твари?



Разум, подумал Дженкинс. Разум давался с трудом и существовал недолго.



Придет день, подумал Дженкинс, и новый разум может возникнуть из моря. Но в глубине души он в это не верил.



Муравьи сами себя замуровали. Их мир был закрытым миром. Может, поэтому они потерпели крах - потому что им не осталось куда идти? Или их мир был закрытым с самого начала? Муравьи появились на Земле в юрский период, 180 миллионов лет назад, если не раньше. За миллионы лет до появления первобытных предков человека муравьи уже установили определенный общественный порядок. И на этом остановились. То ли их вполне удовлетворял их образ жизни, то ли они неспособны были к развитию? Муравьи обеспечили себе безопасность - и этого им явно хватало и тогда, в юрский период, и миллионы лет спустя. Купол Джо обеспечил муравьям более надежную защиту и позволил им направить усилия на дальнейшее развитие, если, конечно, у них достало бы на это способностей. Способностей-то у них хватило, сказал себе Дженкинс, но старая идея безопасности по-прежнему доминировала. Муравьи оказались не в силах ее перебороть. А может, они и не пробовали с ней бороться и не считали, что должны сбросить ее бремя со своих плеч? Уж не эта ли старая привычная безопасность их и сгубила?



С гулким треском, эхом прокатившимся до самого горизонта, обвалилась еще одна секция крыши. Интересно, подумал Дженкинс, к чему могли стремиться муравьи? Ну, обеспечить безопасность, а еще? Может быть, накопить запасы? Заграбастать все земные ценности и припрятать на черный день? В принципе, это другая сторона фетиша безопасности. Нечто вроде религии, что ли, - изображения пинающей ноги, вооруженные на муравейники, вполне могли быть религиозными символами. И опять все та же безопасность: обеспечение безопасности муравьиной души. Покорение космического пространства? Но муравьи, похоже, покорили его: для таких малюсеньких существ шар земной - настоящая Галактика. Они завоевали ее, не подозревая, что за ее пределами лежит еще более безбрежная Галактика. Но даже покорение пространства может быть еще одним средством достижения безопасности.



Да нет, все это чепуха. Он приписывает муравьям человеческий образ мышления и тем самым, наверное, многое упрощает. Не исключено, что муравьиное сознание имеет свою, самобытную закваску, непостижимую направленность и неизвестный этический кодекс, который никогда не был частью - или не мог быть частью человеческого сознания.



Размышляя об этом, Дженкинс с ужасом понял, что, рисуя портрет муравья, он нарисовал портрет человека.



Он подошел к креслу и уселся, устремив взгляд за луг, к муравьиному Зданию. Здание продолжало валиться внутрь самого себя.



Но человек, вспомнил Дженкинс, оставил после себя кое-что. Псов оставил, и роботов тоже. А что оставили после себя муравьи? На первый взгляд вроде бы ничего - хотя как знать?



Человеку этого знать не дано, сказал себе Дженкинс, и роботу не дано, ибо робот тоже человек, пусть не из крови и плоти, но во всех других отношениях. Муравьи создали свою социальную структуру в юрский период или раньше и существовали в ее рамках миллионы лет... Возможно, именно в этом кроется причина их неудачи - они были слишком связаны своей структурой, впечатаны в нее так жестко, что не могли от нее освободиться.



А сам я? - спросил себя Дженкинс, Как насчет меня самого? Я так же неотделим от социальной структуры человечества, как муравьи от муравейника. Конечно, он, Дженкинс, прожил меньше миллиона лет, но все равно прожил долго, слишком долго - если не в самом человеческом обществе, то в воспоминаниях о нем. И жил он так долго благодаря тому, что воспоминания о прошлом давали ему чувство безопасности.



Он сидел не шевелясь, пораженный этой мыслью, вернее, тем фактом, что позволил себе такую мысль.



- Никогда нам не познать, - сказал он вслух. - Никогда не познать самих себя.



Он откинулся на спинку кресла и подумал о том, насколько нетипично для робота такое занятие - сидеть в кресле. Раньше он никогда не сидел.



Видно, человеческое начало в нем дает себя знать. Он прислонил голову к мягкой спинке и опустил оптические фильтры, чтобы не видеть света.



Заснуть, подумал он. Интересно, как себя чувствуешь во сне? А может, робот в муравьином Здании... Да нет, робот был мертв, он не спал. Все пошло наперекосяк, сказал себе Дженкинс. Роботы не спят и не умирают.



До него доносились звучи рушащегося Здания, осенний ветерок шуршал на лугу травой. Дженкинс напрягся, чтобы услышать, как бегают по туннелям мышки, но они затаились. Притихли и выжидали. Он чувствовал, как они замерли в ожидании, инстинктивно подозревая что-то неладное.



И тут до него донесся совершенно чуждый, новый звук - тихий свист, неслыханный, непривычный.



Дженкинс открыл фильтры, резко выпрямил спину и увидел прямо перед собой корабль, приземляющийся на лугу.



Мыши засуетились, забегали, напуганные до смерти, а корабль легко, словно перышко, уселся на траву.



Дженкинс вскочил, направил на корабль все свои органы чувств, но не смог проникнуть сквозь обшивку, как раньше не мог проникнуть в муравьиное Здание, пока оно не начало разрушаться.



Он стоял во внутреннем дворике, совершенно выбитый из колеи появлением корабля. Неудивительно, что это потрясло его так сильно, ведь на Земле давно уже не случалось ничего неожиданного. Дни сливались в один бесконечный день - дни, годы, века, такие однообразные, что различить их не было никакой возможности, Время неспешно катило вперед, подобное полноводной реке без порогов. А сегодня вдруг обвалилось муравьиное Здание и приземлился корабль.



В корабле открылся люк, оттуда высунулся трап. По трапу спустился робот и поспешил через луг к дому Вебстеров. У входа во внутренний дворик он остановился.



- Привет, Дженкинс, - сказал робот. - Я так и знал, что найду тебя здесь.



- Ты ведь Эндрю, верно?



Эндрю хихикнул:



- Стало быть, ты меня не забыл.



- Я ничего не забываю, - сказал Дженкинс. - Ты улетел последним. Ты и еще двое - вы закончили строительство последнего корабля и покинули Землю.



Я стоял и смотрел вам вслед, Что вы нашли там, в космосе?



- Ты называл нас дикими роботами. Похоже, ты считал нас чокнутыми.



- Скажем, необычными.



- А что для тебя обычно? Жить в грезах? Жить воспоминаниями? Ты, должно быть, порядком устал от такой жизни.



- Не то чтобы устал... - голос Дженкинса дрогнул. - Эндрю, муравьи потерпели поражение. Они мертвы. Их Здание рушится.



- Стало быть, конец мутанту Джо. И Земле конец. Больше ничего не осталось.



- Остались мыши, - сказал Дженкинс. - И дом Вебстеров.



Он опять вспомнил тот день, когда псы подарили ему на день рождения новенькое с иголочки тело. Замечательное тело. Не ржавеет, и кувалдой его не пробьешь, и такая в нем чувствительная начинка, о какой только можно мечтать. Дженкинс до сих пор носил его, и тело было как новое. Стоило лишь чуть-чуть отполировать грудные пластины, как проступала четкая гравировка:



''Дженкинсу от Псов''.



Он был свидетелем того, как люди улетали на Юпитер, чтобы стать там чем-то большим, нежели человек; как Вебстеры погрузились в Женеве в беспробудный, вечный сон; как псы и другие звери ушли в мир гоблинов и как теперь наконец исчезли с лица Земли муравьи.



Дженкинс поразился, осознав, как много значит для него гибель муравьев. Будто кто-то пришел и поставил последнюю точку в писаной истории Земли.



Мыши, подумал он. Мыши и усадьба Вебстеров. Хватит ли этого, чтобы перевесить корабль на лугу? Воспоминания - осталось от них еще что-нибудь или они уже совсем поблекли? Можно ли сказать, что он отдал все свои долги? Истратил всю свою преданность, всю до последней капельки?



- Там есть другие планеты, - сказал Эндрю. - И жизнь на некоторых встречается, даже разумная. Там есть чем заняться.



Он не может уйти в мир гоблинов вслед за псами. В свое время Вебстеры ушли с дороги, чтобы не мешать псам развиваться самостоятельно, без человеческого вмешательства. Если так поступили Вебстеры, то ему негоже поступать иначе. В конце концов, он тоже Вебстер. Он не имеет права навязывать псам свое общество, он не должен вмешиваться.



Да, он хотел обрести забвение, отказавшись от счета времени, но потерпел неудачу, ибо роботы не умеют забывать.



Муравьев он всегда считал бессмысленными созданиями. Не любил их, порой даже ненавидел - ведь не захвати они Землю, псы остались бы здесь.



Но теперь он понимал, что всякая жизнь имеет смысл.



Конечно, есть еще мыши, но мышей лучше оставить в покое. Они последние теплокровные на Земле, и не следует им мешать. Им никто не нужен, они ничего не хотят, им и так хорошо. Они должны быть предоставлены своей собственной судьбе, и если им суждено так и остаться просто мышами, то ничего дурного в этом нет.



- Мы пролетали мимо, - сказал Эндрю. - Может, никогда больше и не появимся поблизости.



Еще два робота вылезли из корабля и зашагали по лугу. Обвалилась очередная часть стены вместе с крышей. Здесь, на холме, шум падения казался приглушенным, словно Здание рушилось гораздо дальше, чем на самом деле.



Значит, все, что у него осталось, - это усадьба Вебстеров, но усадьба давно уже только символ той жизни, что кипела когда-то под крышей дома.



Обыкновенные камни, дерево и металл, и ничего более. Лишь в его сознании, сказал себе Дженкинс, они обретают какое-то значение, чисто психологическое значение.



Загнанный в угол, Дженкинс признал и последнюю горькую истину. Он никому не нужен здесь. Он оставался тут исключительно ради себя самого.



- У нас приготовлено местечко для тебя, - сказал Эндрю, - и ты нам нужен.



Пока жили муравьи, Дженкинс даже не помышлял о том, чтобы оставить Землю. Но муравьев больше нет. Хотя, если честно, какая разница? Он не любил муравьев.



Дженкинс повернулся и слепо, спотыкаясь, побрел из дворика в дом.



Стены взывали к нему. И голоса взывали - тени из прошлого. Он стоял и слушал их и вдруг с изумлением заметил, что голоса-то он слышит, но слов уже не разбирает. Когда-то он слышал слова, но теперь они растаяли, как, наверное, со временем растают и голоса. Дом опустеет, притихнет, а воспоминания совсем поблекнут. Они и сейчас уже не такие живые, как прежде; годы стерли яркие краски.



Когда-то здесь царило веселье, ныне же поселилась печаль. И не только печаль опустевшего дома - печаль осиротевшей Земли, печаль поражений и бесплодных побед.



Дерево сгниет с годами, металл рассыплется, камни обратятся в прах.



Пройдет время, и дом исчезнет, останется только холм - могильный курган на месте бывшей усадьбы.



Все оттого, что он живет слишком долго, подумал Дженкинс. Слишком долго живет и ничего не забывает. Вот что будет труднее всего - он никогда ничего не сумеет забыть.



Он повернулся, прошел обратно во внутренний дворик. Эндрю ждал его, стоя на нижних ступеньках трапа.



Дженкинс попытался сказать: ''До свидания'' - и не смог. Если бы только он мог заплакать, подумал он. Но роботы не умеют плакать.

---

Брань, Глад, Мор и Невермор.

И конь четвёртого - конь-плед.

---

Мой офис

Мама, что случилось?

Мама, что случилось?

Мама, что случилось со мной?



Мышка под рукою,

Полки за спиною,

Злые голоса за стеной.

Аська на компьютере,

Две программы глюкнули,

Послезавтра корпоратив.

Полдень над столицей,

Входит пидор с пиццей -

Тридцать пять минут перерыв.



Мой офис,

пьет кровь из

моих мозгов!

Мой офис

пьет кровь из

моих мозгов!

Пьет кровь и сок из моих мозгов!



Я учился, я стремился,

Книжки умные читал.

Обтрепался, обносился,

С голодухи пропадал.

Попросил родителей связаться с дядей Витею.

И вот я обеспечен и крут.

С бонусами разными - платят шутку грязными,

Но мама, как за это ебут!



Мой офис, пьет кровь из моих мозгов!

Мой офис, пьет кровь из моих мозгов!

Пьет кровь и сок из моих мозгов!



Мама, что случилось?

Мама, что случилось?

Мама, что случилось со мной?



Мышка под рукою,

Полки за спиною,

Злые голоса за стеной.

Глупые подколы,

Вечные приколы,

Дутая начальника спесь.

Сплетни про Агутина,

Два портрета Путина,

Мама, что я делаю здесь?!



Мой офис

пьет кровь из

моих мозгов!

Мой офис

пьет кровь

из моих мозгов!

---

За кольцо в носу я вела ветер.

Ударом кнута я заставляла его смеяться.

Пыль, что он поднимал, пахла лотосом.

Я заплакала и подожгла его.

---

Фен Шуй, чтоб вы знали, это специальная дисциплина для Квай Джинов, которая позволяет им узнать, где рыть могилу и куда ставить офис.

---

Вот кого мы выбрали, наша прелесссть!

---

Он сидел на скорлупе кокосового ореха, покачивал головой и говорил:



- Если бы вы обратились ко мне раньше, вам не о чем было бы спорить: ведь старейший из всех живых существ на земле - я. Когда я родился, земли еще не было и вообще ничего не было, даже не на чем было стоять. Когда умер мой отец, негде было его похоронить. Поэтому мне пришлось похоронить его в своей голове.



Когда звери услышали это, они воскликнули:

- Да, да, да! Ананси старше всех. Разве можно в этом сомневаться?!

---

Слушайте меня! Три глаза видели всё это — два, что на моей голове, и один, выпитый мной, принадлежавший мертвецу.