Будет разбужен Данейский лес, и он воскликнет человеческим голосом: "Приблизься, Камбрия, и приведи сбоку себя Корнубию и скажи Винтонии: "Тебя поглотит земля; перенеси поэтому местопребывание пастыря туда, где пристают корабли, и пусть прочие члены последуют за головой. Ибо близится день, в который погибнут за свои клятвопреступления горожане. Обрекут же их на это как белоснежная шерсть, так и многоразлично окрашенная. Горе преступившему свои клятвы народу, ибо из-за него рухнет преславный город. Корабли возрадуются такому возвеличению и из двух останется лишь одно. Рухнувший город отстроит наново еж с ношей плодов земных, на запах которых слетятся из разных лесов пернатые. Он возведет к тому же огромный дворец и окружит его шестьюстами башнями. Этому позавидует Лондон и удлинит втрое свои защитные стены. Река Темза обойдет его отовсюду, и молва об этом сооружении перешагнет через Альпы. Свои плоды еж укроет в Лондоне и прокопает здесь подземные ходы. Об эту пору возопиют камни, и море, по которому плывут в Галлию, за краткий срок стянется. Пребывающие на том и другом его берегах будут слышать друг друга, и площадь острова увеличится. Откроются тайны морских глубин, и Галлия содрогнется от страха.
Золотое яблоко «самости», упавшее среди ложных богов, сделалось яблоком раздора, потому что они наперебой кинулись к нему. Они не знали первейшего правила святой игры, которое заключается в том, что каждый игрок должен непременно коснуться мяча, а затем тотчас же бросить его другому. Застигнутый с ним в руках получает штрафное очко, а не желающий с ним расставаться — гибель.
Акела улёгся на шкуру и по-старому стал сзывать волков на Совет: «Смотрите, смотрите, о волки!» — совсем как в ту ночь, когда Маугли впервые привели сюда. С тех пор как сместили Акелу, Стая оставалась без вожака и волки охотились или дрались как кому вздумается. Однако волки по привычке пришли на зов. Одни из них охромели, попавшись в капкан, Другие едва ковыляли, раненные дробью, третьи запаршивели, питаясь всякой дрянью, многих недосчитывались совсем.
А из Ноттингема стали приходить вести одна другой страшней. Повесили стражники тех вольных стрелков, которые по своим домам разошлись. Вирисдэльский замок опять в осаде, а на место старого шерифа назначен новый, еще хуже прежнего. ... В лесу вернулось ко мне все мое умение, быстрота ног и меткость глаза. Но где она, моя верная дружина? Как мало осталось нас! Громко-громко затрубил в охотничий рожок славный Робин Гуд. По всему лесу раздался знакомый призыв. И вот отовсюду стали собираться вольные стрелки. Из-за каждого куста, из-за каждого дерева появлялись они, словно зеленый лес рождал их, молодых, веселых.
— Видите ли, — проникновенно сказал Горбовский в мегафон, — боюсь, что здесь какое-то недоразумение. Товарищ Ламондуа предлагает вам решать. Но понимаете ли, решать, собственно, нечего. Все уже решено.
One summer night, going to the pier I ran into two young girls The blonde one was called Freedom The dark one, Enterprise We talked and they told me this story
А была у Страхинь-бана сабля: Трое саблю вострую ковали, А другие трое помогали С воскресенья вплоть до воскресенья; Выковали саблю из булата, Рукоять из серебра и злата, На великом брусе, на точиле, Страхинь-бану саблю наточили.
Украли у тебя еду – вот и враг. Подарили длинный стебель – вот и друг. Еще враждуют из-за мыслей и мнений. В пять секунд ты нажил себе смертельного врага. Жизнь так коротка, что с этим надо поторапливаться.
Когда вам будут говорить: «Это — романтизм», вы спросите: «Что такое романтизм?» — и увидите, что никто не знает; что люди берут в рот (и даже дерутся им! и даже плюются! и запускают вам в лоб!) — слово, смысла которого они не знают.
Они встретили другой остров, обширный, с большой равниной на нем. Множество людей было на этой равнине, беспрерывно игравших и смеявшихся. Бросили жребий, кому сойти, чтобы осмотреть остров. Пал жребий на третьего из молочных братьев Майль-Дуйна.
Как только он дошел до равнины, он тотчас же начал беспрерывно играть и смеяться вместе с людьми той земли, словно он провел всю жизнь с ними. Его товарищи долго-долго стояли на месте, дожидаясь его, но он к ним не вернулся. Так и оставили его там.